– Почему ваш сосед так сильно ненавидит семью Бофоров?
– Согласно словам графа Уаймита, мой дядя едва не убил его отца двадцать лет назад, когда прежний граф пытался забрать раненую дичь – утку – которую подстрелил на границе своего имения. А если верить моему дяде, который никогда не уставал повторять эту историю до тошноты при каждой возможности, граф нарушил границу в поисках выращенных в Бьюли фазанов и у него были все права выстрелить в него. Мой дядя был, гм, несколько фанатичен насчет охоты и особенно строг с браконьерами. Хвала Господу, что он при этом был плохим стрелком.
– Итак, ваш дядя ранил графа?
– Главным образом, его гордость. По словам аптекаря, который лечил его, граф получил только поверхностную рану на руке, которую даже не потребовалось зашивать. – Герцог покачал головой. – Недавно я послал свои извинения новому графу, но тот их не принял. И когда я выдвинул предложение о покупке крошечного, но очень важного участка земли в одну восьмую акра, чтобы построить дорогу, Уаймит заявил, что скорее отдаст эту землю французам, чем продаст ее Бофору. Я пытался надавить на членов Палаты Лордов, чтобы они использовали свое влияние, но этот человек не желает вести себя разумно.
– Итак, весь этот спор из-за поцарапанной руки и утраченной утки?
– Или фазана. – Он снова покачал головой. – Можете представить, какую сумму я предложил через армию поверенных, чтобы пригладить перышки Уаймиту?
– Не уверена, что хочу узнать об этом.
– Пятнадцать тысяч фунтов.
Что-то застряло в глубине горла Виктории, и она не смогла остановить приступ кашля, одолевший ее. Питер пришел ей на помощь, постучав по спине. Она никак не могла остановиться. Девушка не была уверена, какие эмоции преобладают в ее душе: смущение из-за приступа кашля или потрясение из-за возмутительной суммы, которую назвал герцог. В самом деле, пятнадцать тысяч фунтов могли бы кормить приют в Лондоне почти тридцать лет.
Сквозь слезы Виктория увидела, как Питер уставился на герцога.
– Как вы думаете, вы можете уделить немного, хм, жидкости из той серебряной фляжки, которую вы стараетесь спрятать, ваша светлость? Думаю, что мисс Гиван это может понадобиться.
На протяжении почти пяти дней Джон Варик избегал Викторию Гиван и ее веселую ватагу мальчиков. Это была самая разумная линия поведения. По какой-то абсурдной причине он никак не мог решиться выведать, что же именно скрывалось за характером этой раздражающе влекущей женщины. Мисс Гиван была либо бойкой, но добродетельной юной особой, занимающей шаткое положение в сиротском приюте, либо у нее был таинственный благодетель, который снабдил ее прекрасной обувью и должностью в приюте, без сомнения, для того, чтобы дать выход ее безграничным запасам энергии. В первом случае он отказывался увлекать невинное создание на дорогу падения, а во втором – сама идея о Виктории в постели другого мужчины заставляла герцога испытывать желание выпустить на волю все фамильные черты характера кровожадного Бофора и выследить этого ублюдка.
И поэтому он предпочитал избегать искушения ради обоюдной пользы.
Сделать это было легко, учитывая акры отделанных панелями, позолоченных и богато обставленных комнат, расположенных между ними, и груды документов в его кабинете. О, он играл роль идеального хозяина – заочно. Его экономка доложила, что на самом деле устроила мисс Гиван и мальчикам экскурсию по Бьюли, продлившуюся весь день. Очевидно, у ее юных подопечных особый восторг вызвали сотни кормушек для ланей, а также батальные полотна великих и не очень художников, относящихся к зловещему феодальному происхождению его семьи. Сейчас от этого прошлого остались только высохшие, подвешенные и вставленные в рамку остатки. В ошеломляющем количестве.
Удивительно, но обворожительная молодая леди не сделала ни единой попытки, чтобы привлечь его внимание. Совсем наоборот. Безопасно устроившись в самом восточном крыле Бьюли, она принимала пищу вместе с мальчиками и занимала их время прогулками как внутри, так и снаружи, не показываясь ему на глаза. Джон должен был быть доволен. Но по какой-то странной причине это только раздражало его. Потому что это подтверждало, что он не произвел на нее такого же впечатления, какое Виктория произвела на него – а такое поведение шло вразрез по сравнению с толпами женщин из его прошлого. А если и было что-то, что ненавидел Джон Варик, так это отклонения от нормы в любых их проявлениях.
Что ж, она довольно скоро уедет, и память об этом эпизоде с изысканной зеленоглазой красавицей и далеко не изящными словами, слетавшими с ее роскошных губ, скоро потускнеет. Герцог выполнил свой долг, забрав потрепанное имущество, принадлежавшее их компании, из гостиницы, где кучер почтовой кареты, двигавшейся на север, наконец-то решил оставить их багаж. И в подходящее время он прикажет приготовить один из своих экипажей, чтобы перевезти их в обновленный коттедж в Уоллес-Эбби.
Закрывшись в огромном кабинете, который сейчас принадлежал только ему одному, чтобы шагать взад-вперед, Джон в третий раз за это утро попытался погрузиться в горы проблем, которые ему всегда нравилось распутывать. Если ему не позволили с честью послужить стране собственным телом на войне с французами – его влиятельный дядя запретил это, учитывая будущее положение Джона – то он уже давно пришел к решению послужить соотечественникам своим умом.
Из открытого окна донесся звук, и герцог резко встал и зашагал к нему, чтобы выглянуть наружу. Там была Виктория… она шла от конюшен, ее щеки пылали от физической нагрузки, а поношенная соломенная шляпка висела на черных лентах за ее спиной. Девушка была еще прекраснее, чем в его воспоминаниях.