В данный момент ее достоинство находилось настолько далеко от нее, что девушка сомневалась в том, что ей когда-либо удастся вновь обрести его, даже в самом малом количестве. Это причиняло ей почти такую же сильную боль, как и то, что она отдала свою добродетель мужчине, от которого больше всего на свете стремилась скрыть путаницу нежных чувств, обвившихся вокруг ее сердца.
Ей потребуется целое столетие, прежде чем она сможет встретиться с ним. Ей, которой недавно удавалось гордиться своим умением разыгрывать равнодушную героиню.
И так это продолжалось на протяжении трех дней. Виктория втайне надеялась, что он взломает дверь в середине ночи, несмотря на тот факт, что двое лакеев и одна горничная располагались возле двери по ее просьбе.
После первого дня, записки, в отличие от его персоны, прибывали с каждым подносом с едой. Она возвращала их нераспечатанными.
Виктория проводила время в раздумьях, а иногда пряталась за шелковыми портьерами, обрамлявшими высокие окна в ее комнате. Часто она смотрела на то, как Джон играет на улице с мальчиками в разные игры. Сначала он учил их сбивать кегли, улучшая их прицел и показывая, как попадать в них тяжелым шаром. Затем они перешли к лапте. Герцог с видом знатока размахивал тяжелой, странной формы битой. Конечно же, он делал это перед ее окном. Время от времени он поворачивал голову в сторону ее комнаты, и девушка устремлялась обратно в тень, словно жалкая мышь, в которую она превратилась.
И все же она знала, что долго это не продлится. В угрюмый полдень, когда она в пятый раз попыталась погрузиться в чтение «Кентерберийских рассказов», единственной книги, которая никогда не переставала завораживать ее – до этого момента, Виктория услышала звук шагов, словно несколько человек направились прочь, а затем – щелчок замка, эхом отозвавшийся от двери. Она затаила дыхание.
Джон сделал несколько шагов вперед, и сразу показалось, что весь воздух испарился из комнаты. Кажется, на этот раз он забыл, что ему следовало закрыть за собой дверь, раз он, очевидно, отослал всю армию слуг. Он вернулся, закрыл дверь, а затем сократил расстояние между ними. В трех футах от ее кровати он остановился и пристально посмотрел на нее.
– Как ты себя чувствуешь? – На его лбу появились крошечные морщинки.
– Мне намного лучше, – прошептала Виктория, а затем уставилась на свои руки, которые с трудом заставила оставаться неподвижными.
– Виктория… – начал герцог.
– Нет, – прервала она. – Не говори этого.
– Что, по твоему мнению, я собирался сказать?
– То, на что ты намекал, когда мы были в той отвратительной маленькой хижине, и я притворялась, что умираю. Помнишь, в том самом месте, где я набралась по самые жабры и заставила тебя… сделать со мной то, что ты хотел. – Внезапно вид тесно переплетенных пальцев начал расплываться перед ее глазами.
– В действительности, я думаю, что это ты сделала со мной то, что хотела, Вик, – проговорил он с иронией в голосе.
– Я же говорила тебе не называть меня так.
– Ну хорошо, Виктория. Врач лично сообщил мне о том, что ты полностью поправилась – по крайней мере, телом, если не душой. – Он стоял в напряженной позе. – Я сожалею больше, чем могу выразить, что тебе пришлось вынести весь этот ужас со змеей, которая, оглядываясь назад, оказалась, вполне очевидно, песчаной змеей и…
– И что?
– И мне жаль, что я причинил тебе боль. – Казалось, герцог едва смог вымолвить последние слова. – Я сожалею, что предложил тебе бренди. Сожалею, что я…
– Что? Последовал моим указаниям?
– Нет. Ты совершенно не виновата в том, что произошло. Но теперь мы должны поступить разумно. Я не хочу спорить с тобой. Видишь ли… мы должны пожениться. Я хочу жениться на тебе сразу же. Я уже приказал приготовить экипаж, в котором мы сегодня отправимся обратно в город – с горничной, которая тебе понравилась – с миссис Конлан.
О, это было еще хуже, чем Виктория представляла себе. Джон притворялся. При этом он выражался бессвязно, вполне очевидно, пораженный тем, как требовала поступить его честь джентльмена.
– Знаешь, – прервала она, – я, наверное, должна позволить тебе сделать это, хотя бы для того, чтобы преподать тебе урок.
Он застыл, как вкопанный.
– На что именно ты намекаешь?
– Я имею в виду: на самом деле, зачем разрушать только одну жизнь, когда так же легко можно разрушить две?
Гнев затопил обычно бесстрастное лицо герцога.
– И это твой ответ?
Девушка продолжала, словно не слышала его слов.
– Но я обнаружила, что не могу это сделать. Да, я решила, что скорее проведу остаток жизни, обучая сирот, чем буду ухаживать за твоим слабеющим здоровьем.
– Виктория… – Тон его голоса был угрожающим и низким. – Помоги мне, Боже…
– Он тебе не поможет, уверяю тебя. Я установила, что Он покидает меня во всех критических ситуациях. Полагаю, это все из-за полного и явного недостатка у меня принципов перед лицом искушения… о, какая от этого польза? Послушай, мне очень жаль, что я соблазнила тебя помимо твоей воли.
Джон начал быстрее произносить слова.
– Скажи мне сейчас, прямо в лицо. Ты произносишь все эти глупые речи, чтобы отпугнуть меня? Виктория… неужели твое сердце принадлежит другому?
Она ответила даже без паузы.
– Да. – Но не смогла удержаться и отвела взгляд от его лица.
– Я когда-нибудь говорил тебе, что ты – самая худшая лгунья из всех, что досаждают христианскому миру? А теперь, кто, черт бы его побрал, дал тебе эти смешные ботиночки? Это тот, кто зовет тебя «Вик»?
– О, умоляю вас, ваша светлость! Я же незнатного происхождения. Я могу быть отродьем проститутки с Ковент-Гардена и пьяного сводника, насколько вы знаете.